«Октаваг» (о работе «внутреннего ГРУ») Часть 10

[Михаил Елфимов]

Часть 10

Осень 1966 г., наш герой прописан в Академгородке в однокомнатной
квартире. <...>

В этой квартире он будет 8 лет жить холостяком, а потом, женившись,
обзаведется четырьмя детьми. Перенаселенность была жуткой. Его семье
предоставили трехкомнатную квартиру в 9-этажке. Разумеется, без ГРУ дело
не обошлось. Трехкомнатная улучшенной планировки квартира была
получена. По-хорошему наш герой должен был получить трехкомнатную
полнометражную квартиру в Верхней зоне, но ГРУ, являясь царем и богом по
зарубежным делам внутри страны чаще всего оказывалось беспомощным:
политическая разведка не упускала возможность унизить ГРУ и ущемить
интересы его сотрудников. Поэтому ордер выписали на жену нашего героя,
которая, не будучи научным сотрудником, не имела права на полнометражку и
получила квартиру в микрорайоне "Щ".

Политическая обстановка в стране в то время была благоприятной. Шла
VIII пятилетка, единственая из всех советских пятилеток, когда все
намеченные планы были перевыполнены по всем статьям. Причиной тому была
антихрущевская эйфория. Ушел с руководящего поста номер 1 грубиян и хам,
и многие бывшие специалисты околосталинского окружения, которые выиграли
войну и восстановили разрушенное хозяйство, несправедливо отстраненные
хрущевщиной, надеялись, что их, и особенно их детей, заново позовут
управлять государством. Поэтому они буквально бесплатно помогали
хрущевским выдвиженцам правильно принимать решения при ресурсном
дефиците - основном недостатке планового хозяйства; при плановом
хозяйстве основополагающей была политическая воля, а то, что ресурсное
обеспечение не всегда было в порядке - это мало кого волновало.
Считалось, что для этого существуют райкомы, горкомы..., которые всегда
найдут, каким образом справиться с ресурсным дефицитом. Это была целая
наука - своеобразное секретное оружие сталинского режима. Однако
хрущевские выдвиженцы все информационные услуги детей сталинистов
принимали за должное и даже выработали целую систему эксплуатации
знаний сталинистов, им охотно давали слово на партийных форумах, но при
распределении ресурсов их обходили самым чувствительным образом. Тогда
поговаривали, что ресурсы необходимо предоставлять перспективным
партийным сотрудникам, имея ввиду своих ставленников (естественно, дети
сталинистов к этой когорте не относились).

Отрезвление их произойдет позже - к концу VIII пятилетки; сталинисты
перестанут интересоваться партийными делами и уйдут в производство.
Партийное руководство будет интеллектуально обескровлено, и начнется
отвратительный застой экономики в условиях "реального социализма". Но
это будет потом, в 70-х гг., а тогда партия была едина, интересы были
общие и казалось, что экономика будет так развиваться и в будущем. Но
многие люди, в том числе и наш герой, уже понимали, что без
интеллектуальной "начинки" нет не то что социализма, но и вообще
государства. Разумеется, в то время верхушка страны была сталинистской, и
это в какой-то степени компенсировало невежество руководящей прослойки.
Однако социализм без эффекта массовости - не социализм. Поэтому
интеллектуальный уровень среднего звена является тем фактором, который
определял судьбу общественного строя.

К сожалению, тогда наш герой не был понят. Ему по-прежнему давали понять,
что скромность украшает человека, что выдвигаемые задачи уже поставлены
перед другими молодыми людьми, и пусть эти ребята вырастут на этих
задачах (любимый лозунг хрущевских выдвиженцев). Увы, надежды хрущевистов
не реализовались. В науке действительно на хорошо поставленную задачу
можно было "накрутить" жизненный успех. Это объясняется тем, что в науке
важную роль играет эксперимент и многие затруднения обозримы. Иное дело
партийная жизнь. Здесь простая эвристика не действовала. Впоследствии
будет выяснено, что партийные организации хрущевского толка занимались
тем, что боролись с проявлениями информационного рынка. Но тогда сам
этот термин еще не был известен. И о том, что информационный рынок может
действовать самостоятельно от вещевого рынка, об этом знало еще меньше
людей. Об этом несколько поговорят во времена застоя, но горячие головы
изолируют и будут проедать (правители страны) статусную ренту, пока
сама партия не сойдет с исторической арены. Сам термин "статусная
рента" появился в конце XX в. устами верховного правителя России
(Путина). Но, оглядываясь назад и осознав пережитое, можно горевать о том,
что в те времена этого термина не хватало. Да в этом не и нуждались ни
те, кто не хотел отдавать власть, ни те, кто элементарно мог
захватить эту власть. Но боялись "раскачивать лодку", думали, что все
само собой организуется.

В недрах ГРУ выкристаллизовывались убеждения, что новая власть должна
формироваться в ходе решения только одной проблемы - внедрения научных
открытий в производство.

Из всего теоретического наследия марксизма бесспорной и общепринятой
оставалась одна фраза: "Будущее за той общественной системой, которая
создает более высокую производительность труда"; благодаря своим
общественным позициям ГРУ первое заметило, что после второй мировой
войны капитализм начал оттеснять социализм в области
производительности труда. Объяснение было простое - до второй мировой
войны социализм наращивал производство и в незначительной степени
нуждался в услугах научных работников, и то в рамках, не позволяющих АН
отобрать власть у партийной системы. В то время даже в самой богатой
капстране США скептически смотрели на участие ученых в управлении
промышленными компаниями. Ученых считали людьми непрактичными.
Положение резко изменилось после взрыва атомной бомбы над Хиросимой.
Американский бизнес убедился, что ученый, стоящий с мелом у доски, может
стать фактором конкурентоспособности. И началась драка между
состоятельными людьми за внимание ученых. Признанные ученые в США,
оставаясь формально при университетах, стали неофициально управлять
капиталистической экономикой: буржуазный мир подчинил своим интересам
императивы информационного рынка, в то время как руководители в СССР и
в странах народной демократии, к сожалению, этого не заметили. Многие
теоретики десятилетия спустя оценят этот фактор как преждевременность
установления социалистического строя. Ибо "они" никак не могли заметить,
что интеллигенция на Западе свои интересы идеологически связала с
капитализмом, а не с социализмом. После второй мировой войны
интеллигенция Запада перестала бесплатно служить СССР, ибо их интересы
на местах учитывались в достаточной степени.

Итак, ГРУ определилось - надо все силы бросить на внедрение науки в
производство, и наш герой как звено в этой цепи мог заниматься только
этим. Помимо своей основной работы он часто говорил о коммерческой
ценности научного открытия, он жил и работал среди экономистов, поэтому
эти разговоры не вызывали раздражения. Наоборот, высокие начальники из
института экономики часто приглашали его к себе домой и оставляли
ночевать, т.к. разговоры иногда переходили далеко за полночь.

В его распоряжение предоставляли очень многие статистические данные и он
исписывал кучи формул, при помощи которых легко вычислялось, какая из
этих статистик достаточна, а какая из них требует нового дополнения.
Такой, казалось бы, пустяк, как достаточность статистических реализаций
фактически означало завершенность диссертационной работы, и энергичные
агенбегяновцы столь же энергичным образом диссертации защищали; там, где
статистические закономерности требовали дополнительной информации, люди
лихорадочно искали, где ее найти и каким образом "выдать на гора" новые
диссертации.

Поэтому первое время проживания в Академгородке он был
катализатором новых защит и тем самым заработал себе авторитет, в силу
которого мог выступать в таких форумах, как кафе-клуб "Под интегралом"
и в других престижных семинарах. О том, как вся научная продукция
Академгородка работает на экономику капиталистических стран, а у нас
научные результаты быстро засекречиваются и работают только на ВПК.

Цифры, цифры, цифры. Статистические данные - прижатые к стенке
партийные работники с их разговорами о патриотизме и всем прочим... К
нему в однокомнатную квартиру приходили люди и требовали более
подробных сведений. Помогли работники ГРУ, которые составляли
библиографии отдельных вопросов, и он раздавал эти библиографии
интересующимся товарищам. В Академгородке многие приходили в изумление;
неужели все эти сведения есть у нас под носом в ГПНТБ? Кроме того, наш
герой подробно рассказывал, как он руководил финансовой организацией,
когда был вторым секретарем комитета комсомола университета; нашлись и
Фомы-неверующие, которые лично ездили в университет на Кавказе и
проверяли, так ли это было? Наконец, партийному руководству деваться было
некуда и оно дало разрешение на создание аналогичной организации под
названием "Факел", который вспыхнул в середине 60-х гг. и был потушен в
начале 70-х - как раз во время установления режима застоя в экономике.

Первоначально руководство СО АН на "Факел" не обращало внимания, т.к. не
думало, что это серьезно. Приборы и установки собирались на квартирах
(в окончательном варианте), а экспериментальная часть на площадках СО
АН. Первые подобные установки и приборы с точки зрения Президиума СО АН
не были последним словом в науке. Однако несмотря на это промышленность
поглощала их охотно и жадно. Гораздо позже в серийное производство этих
препаратов, приборов и установок были внесены надлежащие модификации:
якобы поддержать реноме СО АН, но так или иначе деньги шли рекой.

Экономисты посоветовали не открывать в банке новый расчетный счет, чтобы
не связываться с вышестоящими инстанциями. Был использован расчетный
счет Советского райкома комсомола, где помещался фонд заработной платы
аппарата райкома. Вскоре из ЦК комсомола приехали ревизоры, которые
получили сигнал о неблагополучии в этом фонде заработной платы. Как
сами впоследствии рассказывали ревизоры, они ожидали перерасходов в
размере нескольких десятков тысяч рублей, что было нормальным явлением в
то время на всей территории СССР. Но они были шокированы, потрясены,
когда вместо недостач обнаружили излишки около 300 млн. руб. Это было
больше, чем весь тогдашний бюджет Новосибирской области. Примерно
столько же стоили стены и магистрали всего Академгородка. В Москву
улетела телеграмма, что комсомольцы Академгородка оплатили его
фактическую стоимость.

По всему Советскому Союзу, особенно в Ленинграде, Москве, Свердловске,
Киеве, Харькове возникли попытки создания аналогов "Факела", но ответной
волной появились ехидные статьи во всех центральных литературных
журналах о попытках возрождения в СССР буржуазного предпринимательства,
о подрыве бескорыстного служения энтузиастов нашему народу и о том, что
появляются финансовые факторы, находящиеся вне партийного контроля, что
считалось совершенно ужасным явлением.

Как говорится, "собака лает, а караван идет". Деньги "Факела" стали не
менее жестким фактором власти, чем директивы Президиума СО АН. Нашлись
люди, которых условно называли "президиумцами", и прослойка, которая
называлась "факеловцами".

Один эпизод между представителем этих двух групп получил широкую
огласку. Женщина с возрастом под 40 защитила докторскую диссертацию.
Иному мужчине стать доктором в 40 лет считалось геройством, а тут
женщина. Все "снимали шляпы". Академгородок - большая деревня, т.к. все
про всех знали. Было замечено, что она зачастила в парикмахерские,
приоделась в одежды дорогого покроя. Золотые кольца, браслеты, туфли на
высоких каблуках и т.д. - словно не 40-летняя дама, а вдвое меньше -
"девка на выданье".

После защиты докторской диссертации ей дали лабораторию, где
фактическим руководителем был 26-летний выпускник
московской "Менделеевки". Между хозяйкой и подчиненным завязался роман,
который они тщательно скрывали. Поэтому, когда она потребовала от него
законного брака, то все подумали, что она все хочет только начинать.
Парню повезло, что он был одним из активных членов "Факела", поэтому,
когда его друзья спросили, собирается ли он жениться на старухе, он
однозначно ответил "нет".

Все бы уладилось само собой, но все наши
классики пишут о самой злобной злобе, которая может быть только у
женщины, получившей от мужчины отказ. Она написала докладную в дирекцию
института, что такой-то товарищ непригоден для научной работы, что его
нужно перевести в сектор обслуживания института. Эту докладную
напечатала на машинке секретарь директора. Вот здесь и оказалось
влияние "Факела".

Все секретари всех директоров всех институтов СО АН находились
на содержании "Факела". Они ежемесячно получали вдвое больше,
чем из институтов. Тройная зарплата секретаря директора примерно
равнялась докторской зарплате. Несмотря на возможные неприятности ни
один секретарь не отказался от такого приработка. Третий или четвертый
экземпляр любого документа, прошедший через них, они передавали в "Факел"
раньше, чем оригинал попадал на стол директора на подпись. Поэтому
руководители "Факела" всегда знали, что происходит в институтах и под
какие темы сосредотачивается расход денег.

В данном случае речь шла о кадровом составе. Поэтому 26-летнего сотрудника
попросили написать заявление о переводе его из м.н.с.-а в старшие инженеры.
Получив два этих документа одновременно, директор института перевел того
из м.н.с.-а в старшие инженеры, а это прибавка к зарплате на 20%.

Взбешенная баба смирилась, надеясь, что через некоторое время найдет
способ выставить его из института. Поэтому товарищи из "Факела" стали
торопиться. Была организована команда из 5 человек, которая тщательно
изучила все творчество докторши и нашла ее пожелание некоего прибора о
синхронизации одного из химических производств. Прибор был быстро
сконструирован и собран, а все важные параметры были рассчитаны на ЭВМ,
используя время для ее профилактики.

Нашлись каналы, и прибор был
немедленно запущен в серийное производство в городе Саратове, и
конвейеры по производству химических продуктов были синхронизированы.
Через некоторое время директор института получил благодарность и
огромную сумму денег от Министерства химической промышленности СССР за
вклад в области внедрения научного достижения в промышленность.
Министерство предлагало организовать защиту кандидатской диссертации
автору внедрения, в противном случае защита будет организована в
Москве.

На простейшем языке это означало, что парня заберет к себе в сотрудники
министерство. Было организовано профсоюзное собрание, где директор
института на повышенных тонах стал рассказывать о том, что через голову
дирекции была организована внедренческая акция в промышленность. Все
выступающие на профсоюзном собрании осуждали предателя. Но когда они
узнали о внушительной сумме у дирекции, благодаря которой можно открыть
новую лабораторию, а треть суммы перечислить в кассу взаимопомощи
института, большинством голосов было решено оставить "виновника торжества"
в институте, разделив пополам лабораторию бабы, а саму докторшу, чтобы не
поднимала шума, наградили полугодовым окладом. После этого очень многие
в институте стали сотрудничать с "Факелом", что оправдало все его затраты на
это мероприятие.

Здесь все обошлось благополучно, хотя дирекция вместе с секретарем
райкома партии ворчали о том, что власть в Академгородке переходит в
руки проходимцев. Другой эпизод, также ставший достоянием всех, имел
более трагическую развязку.

Один из инструкторов райкома партии, узнав, что некий прибор готов к
серийному производству, уведомил руководство "Факела", что должна быть
задержка с внедрением их такого же прибора, пока один из хороших людей
не защитит диссертацию. У него был аналогичный прибор, но более
громоздкой конструкции. Получив заверения от руководства "Факела",
райком партии все же считал необходимым обратиться в дирекцию завода
радиодеталей, чтобы не снабжать "Факел" своей продукцией и демонтировать
уже собранный более лучший вариант прибора. Директор завода конечно не
мог ослушаться партийного пожелания, но на заводе работали множество
молодых людей, которые нуждались в деньгах. Факеловцы не скупились.
Впоследствии раздули целое дело, что с завода радиодеталей было украдено
множество продукции и передано факеловцам. Однако заводской комсомол
оправдывался тем, что сотрудничество с комсомолом Академгородка является
почетной обязанностью и ни о каком воровстве не может быть и речи.

Когда закрывали "Факел", именно этот факт упомянули как доказательство
того, что "Факел" способствует расцвету организованной преступности. На
что обреченные факеловцы возражали: "Если процесс творчества приводит к
крупным открытиям, то мелкое воровство осуждают те, кто охотно бы сам
воровал, если бы умел". И в конце концов все договорились о том, что
партийные деятели не хотят приспосабливаться к новым условиям, а хотят,
чтобы другие к ним приспосабливались. Лозунг тех дней: "Воровство есть
воровство, если даже оно способствует расцвету науки".

Действительно, в жизни "Факела" было много грязи, однако те, кто
ликвидировал "Факел", сами были убеждены в том, что партийную власть с
"Факелом" совместить невозможно, надо ликвидировать одно из двух.

До создания "Факела" самым престижным был ИЯФ, т.к. там сохранились
ставки Госкомитета по атомной энергии. Талантливая молодежь
"прижималась" к ИЯФу. Но как только "Факел" дал возможность любому
неленивому человеку зарабатывать до 10 ежемесячных дополнительных
окладов в год, руководство ИЯФ первым почувствовало себя неуютно. Теперь с
начальством мало кто соглашался на унизительное соавторство. Если
раньше молодой человек из ИЯФ надеялся на вожделенную премию в конце
квартала, то теперь через "Факел" он за месяц мог зарабатывать еще
большую сумму, а своим шефам, которые жаждали соавторства, они через
"Факел" выписывали внушительные материальные вознаграждения за
использование производственных площадей СО АН. Однако факт этих
поступлений никогда ими не доводился до дирекции ИЯФ. Хотя
справедливости ради нужно сказать, что часть этих денег была потрачена
на приобретение некоторых оснасток.

Все это в многочисленных схожих вариантах в течение 7 лет происходило
в "Факеле".

Организация "Факела" была устроена следующим образом. Был директор
"Факела", у него было столько заместителей, сколько было институтов СО
АН. Директор вел контрольно-ревизионную функцию, а основная работа
происходила на производственных площадках институтов. Все знали, что в
Институте математики - это Макаров, на ВЦ - это Гегечкорий, в
Полупроводниках - Лисенкер, в ИЯФ - Фридбург и т.д. Директором "Факела"
был Саша Казанцев. Совокупность всех его заместителей называли
финансовым президиумом СО АН, ибо они решали, сколько и где зарабатывать,
где окупаемость обозрима и где в Союзе конвейеры ждут их аппаратов,
приборов, установок. Разумеется, никто и не думал спрашивать мнения у
Президиума СО АН. Полушутя-полусерьезно они говорили: "Пусть Президиум
организует хорошую науку, а мы организуем хорошее внедрение".

Резервным финансовым фондом, из которого оплачивали содержание нужных
людей, распоряжались те, имена которых до сих пор неизвестны, хотя для нашего
героя их имена не были тайной. Наоборот, именно он решал, кому доверять
распоряжение этими финансовыми средствами. Широко практиковались
сберегательные книжки на предъявителя и другие безымянные счета. Без
преувеличения можно сказать, что наш герой работал в "Факеле"
распорядителем "черной кассы". Он лично давал санкцию на взятки, на
<...>.

Несмотря на бурную жизнь и завоеванный колоссальный авторитет дела
нашего героя среди экономистов начали портиться. На шипение завистников
он не обращал внимания. Но все усложнилось после того, как институт
экономики захотел иметь собственный ВЦ. Кого назначить директором было
немаловажно, ибо по статусу он был вторым после директора человеком. От
него зависело, чьи программы считать в первую очередь, т.е. кому первому
открыть дорогу к защите диссертации. Много было и.о. директора ВЦ, но никто не
торопился кого-либо утверждать навечно. В то время и.о. директора ВЦ был товарищ
по сетевому планированию. Наш герой тоже считал, что ему сам бог велел
стать директором институтского ВЦ. Но каково было его удивление, когда
супруга и.о. директора ВЦ заловила его в коридоре и стала отчитывать
его якобы за желание лишить его супруга высокооплачиваемого
места и самому занять его <...>.

Наконец пришла осень. Аганбегян вернулся с отпуска, и был жесткий
разговор. Он сказал нашему герою, что уйти ему из его владений необходимо,
т.к. профсоюз настроен воинственно. Но он прекрасно знает, что тот лично
распоряжается "черной кассой" "Факела" и что он его не бросит на
произвол судьбы. Кроме того <...>

Итак, до 1972 г. (начала застоя) наш герой был связан только с
"Факелом" и руководил узким кругом заинтересованных лиц, которые изучали
опыт западногерманского общества им. Йозефа Фраунгофера. Его роль в
восстановлении интеллектуального потенциала Западной Германии, игравшего
роль коммерческой академии, аналогом которой был "Факел" в
Академгородке.

Почему только немцы отделили коммерческую часть науки от
ее научной части? Да потому, что только западные немцы были разграблены
в интеллектуальном отношении, и надо было восстанавливать этот потенциал
ускоренными темпами. Именно поэтому немцам удалось найти лекарство
против информационного бандитизма. В других странах информационный
бандитизм ограничивался соблюдением неких этических норм и мощным
сектором внедрения при университетах. А у немцев - другое дело. Кто-то
откопал фразу Шопенгауэра о том, что у немецкой нации нет такого
качества, которое называется "стыдливостью" и, чтобы немцы не отстали от
других народов, нужна жесткая форма наказания или изоляция.

Создатели общества им. Фраунгофера выбрали второе: коммерческую академию
необходимо изолировать от академической науки, т.е. они должны иметь
собственные руководства. Это необходимо для того, чтобы небогатые
талантливые люди сначала пришли в коммерческую академию, заработали
необходимые средства для независимого существования, а уж после этого
можно идти в общество им. Макса Планка и там во время публикации не быть
зависимыми от принудительного соавторства. Находки молодых должны
принадлежать молодым, тогда будет видно, что молодежь растет. Напротив,
при принудительном соавторстве все подумают, что идея принадлежит более
опытному товарищу, а молодой человек был лишь помощником. Здесь главное
то, что никто персонально интересы молодых не защищает. Это защита идет
от самой разделенности академической и коммерческой науки. В СССР напротив,
если откажешься от соавторства, можешь потерять любую возможность
научной работы. За соблюдением этого правила жестко следила вся
административная вертикаль науки и ее поддерживала партия и
правительство.

Вскоре положение снова осложнилось тем, что, начиная с 1967 г., начались
крупные провалы агентуры советской разведки за рубежом. Каждый
по-своему объяснял этот фактор. Для нашего героя это объяснялось
следующим образом: хрущевская администрация давила всех, в том числе и
руководство ГРУ. Оно ослаблялось до такой степени, что не могло
принимать необходимые меры предосторожности и организовывать защиту
своего кадрового состава.

Внутри Академгородка наш герой "на собственной шкуре" убедился, что мастера интриги играют более решающую роль, чем мастера
науки. По-видимому, таким же образом дело обстояло по всей стране.
Многие объясняли недостатки советского руководства засильем
геронтологизма. Пожилые люди занимали посты, не доверяя той молодежи,
которую сами воспитывали. Молодежь отвечала тем же - неуважением к
партийному руководству. Государственные дачи, льготное снабжение нужны
были не пожилым функционерам, а их внукам и племянникам, которые
управлением государства не занимались. Тем самым ресурсы, которые раньше
служили государственным деятелям, теперь служили узкожелудочным
интересам новой "золотой молодежи". Поэтому старики не должны были
отдавать все свои посты, чтобы их госдачи и престижное снабжение
оставалось в распоряжении этих паразитов.

Крупные государственные и партийные деятели не воспитывали своих детей
в патриотическом духе; эта молодежь потом, захватив власть в ЦК
комсомола, и попросит Ельцина захватить всю политическую власть; из
среды этой "золотой молодежи" вышли почти все "новые русские" -
эгоистичные, циничные, которые обзаведутся потом бритоголовыми в качестве
наймитов, обездолив 90% населения в пользу 10%.

Этот процесс не был одноразовым, он шел постепенно, что было
замечено уже в конце 60-х гг., и нашел свое завершение в конце 80-х.
Поэтому у коммунистических лидеров была возможность предотвратить
катастрофу. По-видимому, речь шла о том, что психология последнего
советского поколения никак не хотела воспринимать, что после столь
славных побед партия перестала быть руководящей и вдохновляющей силой.
Бездельников, врунов и интриганов партия сделала своей опорой и
наоборот, талантливых людей обзывали бездельниками, если они
не желали способствовать личному благополучию обласканных партией
дураков. Уж слишком они - эти любимчики партии были заносчивы.

Логика событий, логика фактов никак не убеждала партийный
работников. Эпопея ухода из турбогенераторного завода показала, что
никакой гибкости у партийного руководства нет: они себя считали
защитниками дисциплины любой ценой. Естественно, таким образом они не
могли способствовать реальной дисциплине. Все их интриги выходили боком
и приводили к неоправданным трагедиям. Патриотические круги
интеллигенции были инициаторами многих реформ. Наш герой также был
инициатором и также участвовал в подобных проектах.

Например, предлагалось создать новый партийный комитет по партийным
традициям, которые взял бы на себя функции ревизионной комиссии и куда
бы автоматически переходили все члены Политбюро пенсионного возраста.
Эта реформа наиболее часто и наиболее долго обсуждалась во всех
инстанциях. Все считали правильным, чтобы бывшие члены Политбюро
периодически выступали в печати с изложением своей точки зрения на
текущее событие. Но все-таки они не должны участвовать в принятии
политических решений. Пусть это будет на плечах молодых членов
Политбюро, ибо только они должны думать о механизме реализации принятых
решений. Многие партийные руководители районного уровня сразу стали
мечтать о том, что их портреты как членов Политбюро скоро понесут по
улицам. В конечном счете против этих политических реформ выступила
политическая разведка - КГБ. Ибо ни один человек не мог стать членом
Политбюро, если у него нет своего человека в верхнем звене КГБ. Уход
членов Политбюро в новый орган означал бы, что кто-то из политической
разведки лишится влияния и на их место придут другие люди. Этого они не
могли допустить. И кто добровольно отдаст свою власть другим?

Таким образом у коммунистической системы не было механизма политической
адаптации. Эта система функционировала как феодальная сути, где
какой-то участок достаткодобывания закрепляется за человеком и его
потомками навечно. Коммунистические лидеры и их потомки считали, что им
социальные позиции отданы навечно, как во времена Ивана Грозного
называли "на кормление". Все это нагнетало обстановку. Однако в любом
случае Родина остается Родиной. Дела идут хорошо или плохо, но все
должны оставаться на своих местах и служить намеченному делу.

После того, как ревизоры ЦК комсомола раструбили на всю страну об
оригинальной организации "Факел", нашего героя вызвали в Дом офицеров и
поздравили со званием полковника - минуя звание подполковника. Это был
конец 1967 г. Звание генерал-майора пришло после чехословацких событий
1968 г., но это уже другая история и другая логика...

Продолжение следует